Мученица Юлиания Никомидийская

3 января Церковь празднует память мученицы Юлиании Никомидийской.

Так, в Духе Святом, словно отображая слова Писания и Символа Веры, о Воскресении в Третий День, как о времени, когда всякая человеческая надежда упразднена, и начинает действовать Сам Бог, нищее, гонимое, странствующее в Истории Тело Христово (2 Кор. 6:10), Церковь Господа и Бога, празднует память Невесты Христовой. Именно так ранние христиане именовали святых мучениц. 

В православном месяцеслове существует особый лик святости, именуемый мучениками никомидийскими. Таковыми были святой Пантелеимон Целитель, Георгий Победоносец, тысяча и три мученика, и другие. Среди никомидийских мучеников в Древней Церкви также особо почитались двадцать тысяч христиан, умученных в храме язычниками за веру. Их память празднуется 10 января, на 4-й день после Рождества. 

В 286-292 годах, а также временами вплоть до самого основания Константинополя в 330 году, Никомидия была столицей Римской Империи. В ней пребывал сам Император, что в те времена означало обретение городом столичного статуса.  

В 303 году Диоклетиан начал преследование христиан. Оно вошло в историю под именем Великого гонения и продолжалось десять лет.  Некоторые местные восточные Церкви древности выбрали начало гонения как исходную дату начала новой эры. За этим стояло убеждение, что Церковь процветает, очищается, заново рождается в гонениях. Подобным же образом, дни кончины мучеников первые христиане именовали «днями рождения».

Предыдущим крупным гонением, перед «Эрой Диоклетиана», в середине III-го века, было гонение Декия и Валериана. За прошедшие с того времени полстолетия в Империи выросло несколько поколений христиан, привыкших к временам мира. В Никомидии к тому времени было весьма значительное христианское население, существовали общины и храмы. Немало тайных христиан было и при дворе самого Императора. 

Начиная гонение на христиан в столичном городе, язычники надеялись, что число отречений от Веры во Христа будет огромным. Так можно было, одновременно, посмеяться над христианской верой, укрепить прежние верования, придать легитимности тем реформам, которые в те времена провёл в Империи Диоклетиан. 

Суть повествования о страдании Юлиании состоит в следующем. Богатый отец хотел выдать ее замуж за префекта, и получил отказ. Жениха звали Елевсием, отца же Африканом. Причиной отказа было христианство. Святая исповедовала его тайно, более того, уже была Крещена. 

Важно понимать, что отказ святых вступать в брак со знатными римлянами, язычниками, того времени, не был связан с монашеским идеалом. Суть Римской гражданской религии выявляла себя в двух постулатах. Один из них напрямую затрагивал сферу политики, другой – общественной жизни. Оба они, в своём языческом проявлении, были несовместимы с христианским исповеданием. 

Дело в том, что Император обожествлялся и признавался Господом. Муж же, как это тогда значилось в категориях обычаев и права, «глава семьи», не только приводил в дом жену, но с точки зрения римского права, невесту удочерял. Таким образом, для христиан того времени согласие на это могло означать отречение. Ведь знатность супруга обязывала его не только участвовать в языческих церемониях, но и возглавлять их. Напомним, что и сам Император тогда носил титул «Pontifex Maximus», то есть был, по сути дела, «Верховным Жрецом». 

Юлиания вела образ жизни, посвященный Богу. И хотя в повествовании об ее страдании подчеркивается, что она была девой, монахиней в современном смысле слова она не была. 

Важно понимать, что вдохновляемое библейскими текстами, раннее христианство не хотело, да и не могло видеть в посвященном Богу девстве дев просто аскезу, направленную на умерщвление плоти или сознательный отказ от деторождения. В этом, в частности, оно отличалось от гностицизма или манихейства, презиравшего и уничтожавшего жизнь, мир и плоть. «Погублю губивших землю», – предупреждает в Апокалипсисе Сам Господь (Откр. 11:18).

Следует отметить, что и безбрачие древних епископов было, помимо предложенного Апостолом Павлом миссионерского идеала (1 Кор.

7:7), обусловлено требованием безупречности, неподкупности, неуязвимости и бесстрашия. Ведь по причине гонений, принятие человеком на себя епископского служения во то время означало готовность пострадать за Христа.

Помимо основы основ христианского исповедания, невозможности компромисса с язычеством, будь-то через служение Империи или через брак, само девство

дев, и здесь особенность и уникальность именно женского призвания в глазах Древней Церкви, становилось, делалось и было местом неизменяемости, топосом отображения присутствия Того, Кто, будучи превыше законов времени и бытия, сделался человеческим бытием, вошел во время, и, говоря словами Символа Веры, «нас ради человек и нашего ради спасения воплотился от Духа Свята и Марии Девы», стал Подлинным Будущим всякого человека.

Именно эта, христологическая, а не философско-религиозно-аскетическая направленность посвященного Богу девства юных христианок приводила язычников в неистовство. В особенности это заставляло негодовать правителей. Ведь они, обожествлявшие Императора, видели, что единый истинный Победитель и Владыка жизни и смерти, души, тела и духа – свидетельствуемый девами Господь Иисус Христос – торжествует в немощнейших сосудах тел христианских дев (1 Пет. 3:7).

В контексте только что сказанного, процесс над христианскими девами обязательно строился по двум направлением, каждое из которых для языческих правителей было чрезвычайно важно: от дев требовали отречения от веры; им обещался благополучный, с языческим супругом, брак. 

Именно так, по мысли идолопоклонников, христианская дева должна была совершить, таким образом, двойное отречение. Провозгласить Императора Господом, и, согласно логике римского права, обрести могущественного супруга-язычника своим новым отцом. Ведь римляне прекрасно помнили, кого христиане именовали, исповедовали, призывали и называли своим Единым и Единственным Отцом на Небесах.

Юлиания не отреклась от веры и отказалась от брачного предложения, которое, согласно мученическим актам, сделал ей правитель, язычник Елевсий.

По свидетельству жития Юлиании, когда святая была схвачена и приведена на суд, свидетельством происходившего стали весьма многие. 

Поэтому сегодняшняя память мучеников является совместной, или, на языке богословия, соборной. Ибо наряду с Юлианией празднуется память пятисот мужей и ста тридцати жён, уверовавших во Христа при виде ее страдания. Все они были казнены. 

Древняя Церковь именовала мученическую смерть за Христа людей некрещёных «крещением кровь». Чрезвычайно важно понимать, что «Крещение Кровью» в глазах Древней Церкви совершалось не только и не столько по причине пролития мучеником собственной крови, но в силу великого таинственного уподобления добровольного страдания мучеников Крестной Жертве Христовой.

Священник Августин Соколовски, доктор богословия